Протоиерей Иоанн Емельянов – клирик больничного храма блгв.царевича Димитрия в ГКБ №1 им. Н.И. Пирогова. Окончил медицинское училище, работал фельдшером, был рукоположен в иереи. 24 года служит больничным священником.
Во что верит больной
— Часто бывает, что в больницу к умирающему старичку его дети стараются пригласить священника. Больной может быть далек от Церкви, он просто уступает близким: «Ну пускай придет». Что священник делает в таких случаях?
— Если человек говорит «Пускай придет» – уже полдела сделано. И неважно, старичок это или молодой человек. Когда ты как священник приходишь к нему, то просто полагаешься на волю Божию, и обычно все получается хорошо.
Если человек в сознании – проблем нет, ты задаешь ему все вопросы: верит ли в Бога, крещеный или некрещеный, православный ли, ходит ли в храм, исповедовался ли когда-нибудь, причащался, понимает ли, что это такое, и т.д. Если он отвечает утвердительно, в меру своих сил кается, не упорствует в каких-то тяжелых грехах, то обычно и причащается. Если не крещен – можно его подготовить и покрестить.
А вот когда человек не вполне адекватен, без его родственников вообще невозможно обойтись. Если он в реанимации, где не поговоришь долго и обстоятельно, или у него затрудненная речь, спутанное сознание – все вопросы ты задаешь родственникам, чтобы понять, чем именно ты можешь помочь человеку как священник.
Если человек воцерковленный, недавно ходил в храм, исповедался, причащался, то даже если он со спутанным сознанием и затрудненной речью, мы можем прочитать над ним разрешительную молитву, причастить Святой Кровью, если у него проблемы с глотанием. Для всего этого не важен возраст человека.
Вопрос тут даже не в родственниках, а в том, что человек, даже если он никогда не интересовался духовными вопросами, попадая в тяжелую больничную обстановку, в ситуацию стресса, боли, страха, может быть даже страха смерти – готов на всё.
Предложи ему батюшку – он согласится встретиться с батюшкой. Пригласи Бабу Ягу – он с Бабой Ягой побеседует, экстрасенса – с экстрасенсом.
Предложишь полечиться гомеопатией – будет лечиться гомеопатией, травами – так травами, лишь бы помогло.
Задача священника – понять, насколько человек искренне верит в Бога, во Христа, понимает, что это значит. Не всегда это возможно узнать с первого раза. Абсолютно не всегда.
Я никогда до конца этого не знаю, потому что часто вижу человека в первый и последний раз. Я прекрасно понимаю, что он до меня не ходил 15 лет в храм – и после меня тоже не известно, будет ли. Я даю свой телефон, листочки об исповеди, причастии, дарю Евангелие, предлагаю прийти в наш храм, спрашиваю про храм ближайший к дому, какие там порядки, устраивает ли. Я могу услышать прекрасные ответы, но не могу знать, что будет дальше.
Моя задача именно в том, чтоб эти вопросы поставить и получить ответы. И если мне человек в ясном уме и твердой памяти ответил, что да, он крещен, он верит во Христа, в бессмертие души, верит, что причащается Тела и Крови Христовой – я не имею права у него дальше выпытывать: «А может, ты веришь, потому что боишься и тебе больно?» Конечно, нет, это запрещенный прием. Устраивать ему психологические тесты – абсолютно не наша задача.
— А если это старичок и он уже очень туго соображает, и про веру ему уже трудно что-то объяснить?
— Ну тут уже по пословице: «Старый – что малый». Подходим по тому же принципу, по которому причащаем младенцев. Если у младенца есть верующие мама и папа, они приносят его причащать. Если у старичка есть верующие родственники – его дети или внуки, и они заботятся о нем и свидетельствуют, что он жил церковной жизнью, был верующий, крещеный – то мы можем его причастить.
— А если он был только крещен, а в Церковь и не ходил никогда?
— Это уже серьезный вопрос – про тех, кто находится в спутанном сознании, в деменции, имеет психиатрические нарушения и т.д. Если в своей сознательной жизни человек не жил церковной жизнью, не прибегал к Таинствам, в бессознательном состоянии приобщить его мы не можем.
В такой ситуации – не важно, молодой он, старый, старческая ли это деменция или посттравматический синдром у молодого человека после аварии, – если человек не будет хоть в каком-то сознании, хотя бы чтоб ответить «да» или «нет», мы можем только помолиться, помазать маслом, послужить молебен о здравии.
Если это просто заторможенное мышление, старческая забывчивость и т.п., мы можем хотя бы выяснить настроение этого человека. Если он неагрессивно к вам относится, если готов с вами молиться Богу, крестится, повторяет молитву, не называет какие-то тяжелые грехи, но говорит, что просит у Бога прощение, кается в грехах, хотя их уже точно не может вспомнить, – конечно, можно такого человека поисповедовать, причастить.
Где эта грань? Все решается индивидуально. Иногда достаточно хоть какого-то ответа, отклика – хотя бы «да-нет». Другой разговор, что человек должен не только на все «дакать», но когда-то и сказать «нет». Вы должны убедиться, что он вас понимает.
Говорят ли больные о смерти
— А о смерти с вами больные говорят?
— Почти нет. Даже не могу сейчас вспомнить таких разговоров. Сейчас вообще о смерти мало говорят: ее нет ни в общественном пространстве, ни в искусстве, ни в кино – как будто ее нет вовсе. Правда, когда я начинал служение двадцать пять лет назад, я тоже не помню, чтоб со мной кто-то говорил о смерти. У меня и папа умирал, а он был человеком глубокой веры, – о смерти со мной не говорил.
Мне кажется, тут некоторый защитный механизм включается. О смерти, наверное, любят порассуждать вполне здоровые люди, которые не собираются умирать. А когда смерть рядом – о ней особенно не говорят. Я думаю, что и близким умирающего было бы тяжело говорить об этом. Так что, возможно, для умирающих здесь защита с двух сторон – чтобы не травмировать ни себя, ни близких.
Сам я всегда больным говорю не о смерти, а о бессмертии души. О том, что в ее спасении – смысл нашей жизни.
Об этом мы почти всем напоминаем, потому что люди смысл жизни иногда теряют.
— У владыки Антония Сурожского есть известный рассказ о том, как он постепенно своего умирающего знакомого готовил к смерти, разбирая шаг за шагом прожитое, погружаясь на все большую глубину. В современной больнице такое возможно?
— Нет, невозможно. В современной больнице люди или умирают очень быстро, или лечатся очень быстро и выписываются. Современная больница – это высокотехнологичный комплекс, где нужно зарабатывать деньги по фондам обязательного и добровольного медицинского страхования, основной вопрос – это оборачиваемость койки и принесение ею дохода. Поэтому здесь никто подолгу не лежит и не умирает.
Умирают в хосписах или паллиативных отделениях, на попечении разных патронажных служб – там, наверное, можно быть с человеком до конца, как владыка Антоний, держать человека за руку. И наверное, все мы были бы счастливы, если б с нами кто-то так посидел. А если б это был кто-то вроде владыки Антония – вообще радость! Но сама ситуация не больничная. Как больничный священник я про это ничего не могу сказать.
Что священник успевает сделать для больного
— Что же может успеть священник за одно посещение больного?
— Мы видим такую задачу: дать возможность больным встретиться со священником вне церковной обстановки. Это самое главное.
Когда мы приходим к человеку в его больничную палату – все-таки мы на его территории. В храмах у многих людей есть какой-то барьер. Это факт.
Они заходят, ставят свечки, подают записочки, но к священнику не подходят, даже если нет службы и дежурный священник не занят. Те, кто приходит только на Крещение за водой или на Пасху освятить куличи и яйца, видят в священнике какого-то непонятного человека, который и делает что-то непонятное, священнодействует. Когда же люди приходят на богослужения, то народу обычно много, а священников мало. У священнослужителей нет возможности побеседовать с каждым приходящим хотя бы пять минут. Это минимум! Но даже этого нет.
А в больнице это возможно – и 5, и 15, сколько нужно. Мы не гонимся за объемами, мы как раз больше думаем о том, чтобы поговорить с людьми подольше. Именно такое личное общение может дать плоды, когда люди видят, что священник – не какой-то небожитель или, наоборот, не клоун ряженый, и что с ним возможен глубокий человеческий контакт.
Вообще, наши подходы со временем меняются. Раньше мы старались всех желающих причастить. Теперь мы осознаем свою цель по-другому: не всех причастить, а со всеми желающими поговорить, расположить к исповеди, привести в храм.
Сама жизнь диктует изменения. Раньше, например, мы редко причащали младенцев – больше старались заниматься их родителями. Это было важнее – встретить то большое количество людей, которые в 90-е годы пришли в храм. Теперь мы очень много причащаем младенцев – и в Бакулевском центре, и в Морозовской больнице, и в РДКБ, где служат наши священники.
Продолжение следует
Источник: Православный портал Милосердие.ru